О случае

«Молодой человек, чье лицо выражало одновременно решимость и отчаяние» – описание впечатления Фрейда на пришедшего к нему пациента, жизнь которого застыла в цикле мучений. Эрнст Ланцер - юрист по образованию, не мог работать и не мог жениться, хотя был влюблен много лет в одну и ту же женщину. И главное - он не мог избавиться от образа, который преследовал его днем и ночью: голодные крысы, прогрызающие себе путь через плоть его отца и его возлюбленной.

Этот случай - кропотливые археологические раскопки в душе, в которой каждый симптом [8] - иероглиф, указывающий на забытую, но живую драму детства, где настоящее оказывается заложником прошлого, а свобода -недостижимой без путешествия в глубины памяти и боли.

Капитан, известный своей жестокостью и любовью к шокирующим рассказам, описал Эрнсту в детстве восточную пытку: преступника привязывают, на его обнаженные ягодицы ставят перевернутый горшок с голодными крысами, и животные, в поисках выхода, прогрызают себе путь через анус внутрь тела жертвы. Рассказ был детализированным, садистически смакующими подробностями.

Эрнст слушал, и в этот момент в нем что-то сломалось. На его лице, по свидетельству самого Фрейда, отразилось выражение, которое можно было описать как «смесь ужаса и удовольствия». Он пытался прервать капитана, закричал: «Замолчите!», но не смог остановить поток слов. С этого момента образ крыс, пожирающих плоть, стал его обсессией [6]. Эрнст не мог освободиться от мысли: эта пытка применяется к его отцу и к его возлюбленной Гизеле. Образ был визуальным, почти галлюцинаторным. Он видел это снова и снова, и каждый раз переживал смесь ужаса, отвращения

Одновременно возникла другая навязчивость [5], абсурдная по своей логике, но абсолютно императивная по силе. Капитан сказал Эрнсту, что тот должен вернуть деньги за почтовую посылку лейтенанту. Но Эрнст точно знал, что должен не лейтенанту, а служащей почты. Однако внутренний голос требовал: «Ты должен вернуть деньги лейтенанту, иначе крысиная пытка применится к отцу и возлюбленной!».

Некий страх и одновременно мазахистическое влечение к наказанию за свою провинность, унаследованную от отца.

Отец некогда проиграл казенные деньги сослуживца. Скандал был неминуем, суд, позор, конец карьеры. Но друг спас его, вернув долг. Отец обещал вернуть деньги, но никогда этого не сделал. Несмотря на то, что женился на женщине из богатой семьи по расчету.

Эрнст услышал эту историю еще ребенком, и она осела в нем как тревожное знание: отец - должник, человек, который не держит слово, который выбрал деньги вместо любви. Поэтому смешные 3.80 кроны за очки вернуть невозможно. В бессознательном [2] этот долг - не деньги. Это символический долг отца.

Вернуть долг правильно = «исправить» историю отца, стать лучше него. Но не вернуть долг = быть верным отцу, не предавать его. Обсессия вокруг долга парализующе амбивалентна [1] желанием превзойти отца и одновременно страхом этого.

После смерти отца Эрнст не освободился - наоборот, зависимость усилилась. Он разговаривал с отцом, советовался с ним, представлял его реакции. Когда смотрел на красивую женщину, думал: «Отцу бы это понравилось!». Когда принимал решение, спрашивал себя: «Что бы сказал отец?».

Механизм интернализации [11] заключался в том, что живой отец был человеком - противоречивым, слабым (должник, игрок), но и прощающим. С ним можно было спорить, бунтовать. Мертвый отец стал абсолютным внутренним судьей, голосом Сверх-Я, который никогда не спит, никогда не прощает, требует невозможного.

Этот внутренний отец был садистом [12]. Он наказывал Эрнста за каждую «плохую» мысль обсессиями и компульсиями [7]. И что особенно мучительно - Эрнст не мог угодить этому судье, потому что требования были противоречивыми, как и Сверх-Я отца. Эрнст жил в мире магического мышления, как первобытный человек или ребенок. Его мысли обладали властью над реальностью.

Примеры магического мышления:

1. Защита отца от смерти: когда отец был болен, Эрнст развил ритуал: если он услышит определенный звук (например, стук в дверь) между полуночью и часом ночи, отец умрет. Он лежал без сна, прислушиваясь, а если слышал что-то подозрительное - выполнял защитный ритуал (например, считал до ста определенным образом), чтобы «отменить» проклятие.

2. Камень на дороге: однажды Эрнст ехал в карете с возлюбленной. На дороге лежал камень. В нем мелькнула мысль: «Если не убрать камень, карета Гизелы когда-нибудь проедет здесь, и колесо сломается, и она погибнет». Он остановил карету, вышел, убрал камень. Но через пятнадцать минут вернулся, поставил камень обратно, думая: «Это же абсурд! Я не могу контролировать мир!».

Но не мог и успокоиться. Камень лежал или не лежал? Какая версия была реальной? Какое действие имело силу?

3. Защитные формулы: Эрнст разработал сложные ментальные формулы. Если появлялась «плохая» мысль (например, «отец умрет»), он должен был немедленно подумать «хорошую» мысль определенное количество раз, в определенном порядке. Иначе плохая мысль «сработает».

Жизнь Эрнста превратилась в непрерывный ритуал. Психическая энергия уходила на контроль мыслей, не оставляя сил на реальную жизнь.

Невыносимая вина и потребность в наказании символизировалась в симптомах, которые были одновременно: наказанием (мучительные обсессии и компульсии), компенсацией [15] (попытка защитить отца постфактум через ритуалы), репарацией [14] (страдание как плата за грех).

Как писал Фрейд, опыт, формирующий травму, не случаен, а закономерный симбиоз внешнего триггера с внутренней готовностью, с бессознательным конфликтом, который ждал своего часа.

О динамике анализа

Первый удар по стройному фасаду симптома Фрейд нанес простым наблюдением: «Вы говорите, что боитесь крысиной пытки для вашего отца. Но ведь ваш отец умер девять лет назад».

Эрнст замешкался. Да, конечно, отец мертв. Но разве это что-то меняет? В его внутреннем мире отец был живее многих живых. Его голос звучал в каждом решении, его взгляд оценивал каждый поступок, его воля диктовала, как жить.

И постепенно, сеанс за сеансом, из глубин памяти начала всплывать другая история отца - не идеализированная [14], а реальная, противоречивая, человеческая.

На одном из сеансов Эрнст вспомнил что в 3-4 года он смутно вспоминал что укусил няню или другого ребенка. Отец, узнав об этом, впал в ярость и жестоко наказал мальчика - возможно, избил. Маленький Эрнст, в бессильной детской ярости, не мог ответить отцу физически. Но он кричал отцу: «Ты лампа! Ты полотенце! Ты тарелка! Ты салфетка!» - все унижающие всемогущего родителя предметы, которые он знал. И с этого момента, по воспоминаниям, что-то изменилось. Маленький Эрнст стал пугливым, подчиняющимся. Гнев ушел внутрь. Но он не исчез - он затаился, превратился в подводное течение, которое будет определять всю его жизнь.

Фрейд: «Ребенок имеет право ненавидеть того, кто причиняет ему боль. Эта ненависть не сделала вас плохим. Она сделала вас человеком».

Параллельно Фрейд раскрывал эдипальную конфигурацию. Эрнст был нежно привязанным к матери. Отец был соперником — тем, кто обладал матерью, кем маленький мальчик хотел быть и кого хотел устранить.

В возрасте около 6 лет Эрнст открыл для себя мастурбацию. В его туманных воспоминаниях отец застал его или узнал об этом, последовало наказание или строгий разговор. Сексуальность стала запретной.

И где-то в глубине детского сознания родилось желание: «Если бы отца не было, я мог бы...». Желание смерти отцу - нормальная часть эдипа, но для чувствительного ребенка она становится источником огромной вины.

Таким образом, сеть обнаруженных Фрейдом ассоциаций: Ratten (крысы) = животные, Raten = взносы, платежи, рассрочка, Heiraten = жениться, Spielratte = игрок, картежник. связывает через слово «крысы» в бессознательном Эрнста все ключевые темы его неразрешенных конфликтов: долг отца, невозможность жениться, деньги, грязь.

Фрейд: «Крысы - это символ долга, который гложет изнутри. Долг вашего отца стал вашим долгом. Вы пытаетесь искупить его грех».

При этом, крысиная пытка позволяет реализоваться садистической анальной фантазии, символизирующей вытесненные [3] агрессивные и сексуальные импульсы. А Двойная направленность: крысы мучают отца = выражение вытесненного желания причинить отцу боль, наказать его, унизить. И крысы мучают Гизелу = амбивалентность к возлюбленной, враждебность к браку, скрытая под любовью.

Фрейд: «Вы одновременно любите и хотите освободиться. Это нормально. Любовь не отменяет амбивалентность. Принимая обе стороны, вы становитесь свободнее».

Не смотря на любовь к своей женщине, жениться на Гизеле было равносильно тому, чтобы предать волю отца, выбрать любовь вместо долга. А жениться на кузине - предать себя, повторив ошибку отца. Любое решение было предательством. И Эрнст замер в фиксации на анальной фазе [13], не женясь ни на той, ни на другой.

Фрейд обнаружил также, что Эрнст не только любил Гизелу, но и бессознательно ненавидел ее, т.к. она была препятствием для воли отца в виде брака с кузиной, требовала от него решительности, которой он не чувствовал и символизировала сексуальность, а секс был связан с виной. Фрейд показал: жениться означало не просто выбрать женщину. Это означало стать мужчиной, превзойти отца, занять его место.

Для мальчика, который в детстве желал смерти отцу, а потом увидел, как отец умер, брак был заряжен невыносимой виной. Бессознательная логика гласила: «Я желал, чтобы отца не стало. Отец умер. Значит, я его убил своими мыслями. Если теперь я стану полноценным мужчиной, женюсь, займу место отца - это окончательно докажет мое преступление. Я - отцеубийца и не имею права на счастье, которое построено на его смерти». Каждая попытка приблизиться к браку активировала эту бессознательную вину, и симптомы усиливались как самонаказание.

Постепенно Эрнст начал переносить на Фрейда чувства, предназначенные отцу. Позитивный перенос [9], идеализация: «Профессор Фрейд всемогущ [4], он может меня спасти. Он понимает меня, как никто другой. Я буду слушаться его, как слушался отца». Это создавало терапевтический альянс, но было и сопротивлением [10]. Идеализация защищала от негативных чувств.

Негативный перенос: на одном из сеансов Эрнст опоздал. Потом признался: «Я злился на вас сегодня утром. Вы не даете мне советов, не говорите, что делать. Я плачу вам деньги, а вы просто сидите и слушаете!» Потом, смущенно: "Мне пришла в голову ужасная мысль. Что ваша дочь... что с ней случится несчастье. Я не хотел этого думать! Это пришло само!».

Фрейд интерпретировал: «Вы злитесь на меня, как злились на отца. Но в детстве выражать злость было опасно. Вместо прямого гнева вы желаете вреда моей дочери, как желали отцу. Но здесь, в этом кабинете, вы можете злиться на меня прямо. Я не умру, не накажу вас. Ваши мысли — не действия». Это было откровением. Впервые Эрнст мог выразить враждебность без катастрофических последствий.

Трагическая ирония заключалась в том, что терапия с Фрейдом дала Эрнсту силы преодолеть его паралич, но, когда он был готов сделать предложение - Гизела серьезно заболела. Это произошло к концу терапии. Эрнст опять был в ужасе: «Это мои мысли! Я хотел от нее избавиться, и теперь она умирает!». Всемогущество мыслей вернулось с удвоенной силой.

История Эрнста Ланцера имеет трагическое завершение. В 1914 году началась Первая мировая война. Эрнст, как офицер запаса австро-венгерской армии, был призван на фронт. Человек, который боролся с навязчивым страхом смерти, который пытался магически защитить близких от катастрофы, оказался в реальности войны, где смерть была не фантазией, а повседневностью. В ноябре 1914 года, в первые месяцы войны, лейтенант Эрнст Ланцер погиб в бою на Восточном фронте. Ему было 36 лет.

Фрейд, узнав о его гибели, был глубоко опечален. В одной из своих работ он коротко упомянул: «Этот одаренный и достойный человек... пал в Великую войну». Но его случай, как и он стал бессмертным в истории.

Фрейд показывал: «Ее болезнь - это реальное медицинское событие, не связанное с вашими мыслями. Но вы чувствуете вину, потому что часть вас действительно хотела освободиться от этой невозможной ситуации. Это нормально, это человечно. Амбивалентность - не преступление». Гизела выздоровела. Но завершилась ли эта история, женился ли на ней Эрнст — мы не знаем. Фрейд упоминает лишь, что терапия закончилась «полным излечением» без деталей.

Термины

1. Амбивалентность - одновременное существование противоположных чувств к одному объекту (любовь и ненависть к одному человеку). Фрейд считал это ключевым для невроза навязчивости.

2. Бессознательное - часть психики, содержащая вытесненные желания, травмы, импульсы, недоступные сознанию.

3. Вытеснение - защитный механизм, при котором неприемлемые мысли/желания изгоняются из сознания в бессознательное, но продолжают действовать оттуда.

4. Всемогущество мыслей — магическое убеждение, что мысли могут непосредственно влиять на реальность (характерно для окр и детской психики).

5. Невроз навязчивости (ОКР) — расстройство, характеризующееся навязчивыми мыслями (обсессиями) и повторяющимися действиями (компульсиями).

6. Обсессия — навязчивая мысль, образ или импульс, вторгающиеся в сознание против воли, вызывающие тревогу.

7. Компульсия — навязчивое действие или ритуал, выполняемый для снижения тревоги от обсессии.

8. Симптом — компромиссное образование между вытесненным желанием и защитой от него; символическое выражение бессознательного конфликта.

9. Перенос (трансфер) — проекция пациентом на терапевта чувств и отношений, предназначенных значимым фигурам прошлого (обычно родителям).

10. Сопротивление — бессознательное противодействие осознанию вытесненного материала (опоздания, молчание, забывание, уход от темы).

11. Интернализация — процесс превращения внешнего объекта (например, родителя) во внутреннюю психическую структуру.

12. Садизм/мазохизм — получение удовольствия от причинения боли другим (садизм) или себе (мазохизм).

13. Анальная фаза — период психосексуального развития (2-3 года), фиксация на которой связана с ОКР (контроль, жадность, чистота, упрямство).

14. Идеализация — преувеличение достоинств объекта как защита от амбивалентности.

15. Компенсация — проявление приспособления для восстановления утраченной структуры и функции при болезни.

16. Репарация — психологический процесс ментального восстановления повреждённого внутреннего мира. В широком смысле репарацию можно обозначить как восстановление «хорошести» того или иного внутреннего объекта.